Благочиние Влахернского округа города Москвы

НАШ НАСТОЯТЕЛЬ

Интервью с настоятелем нашего храма протоиереем Виктором Шкабуриным

Каждые выходные дни мы приходим в наш храм, двери которого ежедневно гостеприимно открыты для всех. Лик Спасителя ласково смотрит, встречая нас у входа. Атмосфера храма – особая: здесь красиво, уютно, всё продумано, здесь чувствуется любовь и забота. И прежде всего в этом заслуга настоятеля храма – о. Виктора Шкабурина. Когда видишь его идущего навстречу и радушно улыбающегося, подходишь под благословение, встречаешь его ласковый взгляд – хочется возвращаться сюда снова и снова. Не секрет, как сложно пастырское служение, сколько дел и забот на его плечах! Но Господь рядом. Хочется побольше узнать о нашем настоятеле, и вот несколько вопросов, которые прихожане попросили задать батюшке нашу сестру Ирину Рагимову.

И.: - Батюшка, в первую очередь нам бы хотелось узнать, где прошло Ваше детство? Каковы самые яркие впечатления детства и юности?

Прот. В.:- Прежде всего замечу, что мне не совсем удобно говорить о себе, выставляя себя каким-то образцом или примером для подражания. В православной традиции (в отличие, скажем, от протестантской) не принято иллюстрировать проповедь примерами из собственной жизни. Гораздо этичнее ссылаться на житие и высказывания святых отцов. Иначе не избежать гордости, самодовольства или же другой крайности – показного самоуничижения. Помните стихи Пастернака: «Быть знаменитым некрасиво»?

И.: - Но что же некрасивого в том, что духовные чада хотят побольше узнать о своём духовном отце? Ведь в духовной семье, какой является приход, не только отец должен хорошо знать своих детей, но и чада хотят получше узнать своего батюшку. Что же в этом плохого? Мне кажется, что взаимоотношения в приходе станут и теснее, и теплее, если мы узнаем, где родился, где рос наш настоятель, где учился, как стал священником! Кроме того, и прп. Иоанн Лествичник советует «испытывать и, так сказать, искусить кормчего», которому «вверяем наше спасение». (Лествица 4,6)

Прот. В.:- Ну что ж! Видимо, придётся пройти через это «искушение». Пытайте, спрашивайте, что вас интересует.

И.: - Расскажите, где прошло ваше детство?

Прот. В.:- Раннее детство я провёл в южных российских степях. Родился я в селе Левокумском Ставропольского края. Предки мои были хлеборобами и виноделами.

И.: - И это знаменательно: ведь хлеб и вино – основа Евхаристии!

Прот. В.:- Но мои родители были уже сельскими интеллигентами в первом поколении: отец – Иван Никитович – после окончания ставропольского музучилища заведовал местным клубом, а мама – Анна Ивановна – была сельской учительницей. Впоследствии папу отправили открывать музыкальную школу в кубанской станице Баталпашинской (позже переименованной в город Черкесск), где он и проработал до пенсии преподавателем баяна, а мама стала воспитательницей в детском саду.

И.: - Была ли верующей Ваша семья?

Прот. В.:- К сожалению, советская интеллигенция (тем более – первого поколения) воспитывалась в духе атеизма. Поэтому никаких разговоров о вере и о Боге у нас в семье не велось, хотя родители не препятствовали бабушке не только молиться, но и крестить своих четверых внуков, которых каждое лето отправляли к бабушке Моте в Левокумку. Помню с детства сладковатый вкус Причастия в праздник Преображения. Ярко запечатлелся знойный летний день и два ряда от ворот до входа в храм, сплошь уставленные яблоками, виноградом, арбузами, которыми все друг друга угощали. Однако и бабушка (видимо по договорённости с родителями) не заводила с нами речи о Боге. Хотя у неё были в красном углу под расшитыми рушниками святые иконы Спасителя и Божией Матери, а под ними на столике лежало старинное Евангелие.

И.: - Дореволюционное?

Прот. В.:- Тогда других не было. Помню, что едва научившись разбирать буквы, я пытался читать первые страницы, но «застревал» уже в самом начале евангелия от Матфея на родословии Спасителя.

И.: - А где и как Вы, батюшка, учились? Какие самые яркие впечатления детства и юности?

Прот. В.:- Мой папа, царствие ему небесное, сам прошедший нелёгкий путь от самоучки – первого сельского гармониста – до преподавателя баяна, знал цену хорошему профессиональному образованию и с 4-х лет начал обучать меня игре на скрипке и фортепиано.

И.: - Он играл и на скрипке?

Прот. В.:- Нет, кроме баяна он в муз. училище освоил ещё и трубу и до конца своих дней любил «дуть» в неё. Но скрипка была его любимым инструментом. И его заветной мечтой сделать своих сыновей скрипачами.

И.: - Значит, Вы не оправдали его надежд?

Прот. В.:- Я – нет. Но мой младший брат Владимир окончил Саратовскую консерваторию, стал лауреатом международного конкурса и заслуженным артистом Кубани и много лет является концертмейстером Краснодарского симфонического оркестра «Премьера», а его жена Людмила – концертмейстер вторых скрипок в том же оркестре. Так что на склоне лет папа, как и мечтал, мог услаждать свой слух скрипичной игрой своих детей.

И.: - А другие братья и сёстры тоже стали музыкантами?

Прот. В.:- Как ни удивительно! Всем четверым мама с папой дали высшее музыкальное образование. Младший брат – фаготист в том же оркестре, а сестрёнка пошла по моим стопам: преподавала в музыкальной школе, руководила школьным хором, стала заслуженным учителем, а сейчас поёт на клиросе в храме г. Невинномысска.

И.: - А где же учились Вы?

Прот. В.:- Благодаря старанию родителей, я был принят в Московское хоровое училище и пел в замечательном хоре мальчиков, которым в то время руководил Александр Васильевич Свешников, имя которого сейчас носит это училище. Отличительной особенностью обучения в училище было то, что московский хор мальчиков был не только учебный, но и концертирующий коллектив, выступавший на лучших столичных сценах. Более того, в качестве единственного профессионального детского хора нас привлекали к симфоническим постановкам кантатно-ораториального жанра, где было необходимо участие хора мальчиков. Благодаря этому, мне посчастливилось в составе хора творчески сотрудничать со многими композиторами и дирижёрами, российскими и зарубежными.

Под руководством Игоря Фёдоровича Стравинского мы пели в Большом зале Московской консерватории его «Симфонию псалмов», там же чуть позже исполняли «Венгерский псалом» Золтана Кодаи, приезжавшего в Москву на его постановку. Под руководством Г.Н Рождественского пели ораторию С. Прокофьева «На страже мира», исполняли кантаты Д. Шостаковича «Песнь о лесах», Д. Перголези «Стабат матер». Это общение с выдающимися музыкантами-композиторами и дирижёрами – дало очень мощный толчок для творческого развития, продолжившегося на хоровом факультете Московской консерватории, а потом - и аспирантуры при ней же, которую я окончил под руководством моего любимого учителя - заслуженного деятеля искусств проф. Бориса Ивановича Куликова, сменившего А.В.Свешникова на посту ректора консерватории.

И.: - А где Вы начинали трудиться?

Прот. В.:- После окончания консерватории я 4 года отработал по распределению (тогда это было обязательно) в Черкесском музыкальном училище, преподавая дирижирование и сольфеджио. А потом по конкурсу стал зав. кафедрой Теории и истории музыки в Гурьевском пединституте. Оттуда же поступил в аспирантуру Московской консерватории.

И.: - А каким же образом вы оказались на церковной стезе?

Прот. В.:- обучаясь в аспирантуре, я заинтересовался, а потом и по-настоящему увлёкся русской духовной музыкой. Просиживал в Ленинской библиотеке, отыскивая духовные сочинения Бортнянского, Турчанинова, Чеснокова в различных музыкальных фондах.

И.: - А что, в консерватории не было этих нот?

Прот. В.:- Ну что вы! В то время эта музыка находилась под строжайшим запретом. Даже «Всенощную» Рахманинова и концерты Бортнянского получить в библиотеке было невозможно. Мы правдами и неправдами покупали их ксерокопии, потому что хор Свешникова (взрослый Госхор!) включил их в программу своих зарубежных гастролей. А в учебных программах всякое упоминание о русской духовной музыке тщательно изгонялось. Доходило до того, что в «Детском альбоме» Чайковского первая пьеса «Утренняя молитва» переименовалась в «Утреннее размышление», а заключительная – «В церкви» (построенная на песнопениях 6-го гласа) – носила нейтральное название «Хор». А если и издавались отдельные части концертов М.С.Березовского и Д.С. Бортнянского, то они сопровождались новым текстом, написанным советским поэтом А.Машистовым или концертмейстером Клавдия Борисовича Птицы Кирой Сергеевной Алемасовой. А с подлинным, оригинальным текстом исполнять категорически запрещалось. Да и где было найти эти подлинные тексты?

Только в церкви!

Так я и попал в храм.

И.: - Расскажите, как Господь привёл Вас к вере?

Прот. В.:- Разными путями ведёт Господь: кого – через болезни и скорби, кого – через философские поиски смысла жизни. Меня же, недостойного – через музыку и пение. Именно, стремясь познакомиться с русской духовной музыкой, я сначала переступил порог храма, а потом и напросился на клирос.

И.: - И в каком храме это произошло?

Прот. В.:- Я ходил по разным храмам Москвы. Их в то время было не так уж много – чуть больше сорока.

И.: - А до революции считалось «сорок сороков»!

Прот. В.:- Мы и этому были рады. Незакрытые храмы были в то время, как глоток воды живой, как отдушина со свежим воздухом. Один я, быть может, так и не решился бы переступить порог храма, но в то время Господь послал мне приятеля – Алексея Любимова (пианиста и клависиниста), вместе с которым мы стали посещать службы в разных московских церквах. Где-то просто слушали, где-то удавалось и попеть (конечно, в левом хоре). Впечатления были разные.

Так например, известный в церковных кругах хор Н.В.Матвеева, который я застал в храме «Всех скорбящих Радосте» на Ордынке, (правда, уже на излёте славы, в последние годы его жизни), совсем не впечатлил меня, обманув ожидания. Его пение показалось мне слишком «академичным», лишённым всякой «изюминки».

В других храмах пение зачастую было слишком однообразным или крикливым, или затянутым, лишённым всяких красок и нюансов.

Наконец, я нашёл храм, где пение заворожило меня: оно было живое, лишённое академической застылости и невыразительной однообразности, и – вместе с тем – было наполнено церковным духом.

И.: - Что же это был за храм?

Прот. В.:- Церковь «Знамения Пресвятой Богородицы» у Рижского вокзала. Регентом там был (кстати, так до сих пор и остался) замечательный музыкант, с детства певший в Елоховском соборе ещё под управлением знаменитого регента Виктора Степановича Комарова и перенявший от него традиции московской регентской школы, идущие ещё от синодального хора, Владимир Анатольевич Кондратьев. Это был человек, всей душой преданный церковному пению, у которого я научился тому, чего не могла мне дать консерватория. Он открыл передо мной дверь в этот прекрасный и запретный в то время мир клиросного пения. Он, наконец, дал возможность мне переписать многие духовные произведения, ставшие классикой церковной музыки, без которых не мыслим тот или иной праздник церковного года. В то время это дорогого стоило. Большинство регентов ревниво оберегали свои нотные собрания, боясь конкуренции. Ведь, не имея полного набора годового круга церковных песнопений, было затруднительно стать регентом правого хора, т.к. не в каждом храме были хоть какие-то ноты, разрозненные и растасканные прежними регентами, а вне храма этих нот вообще невозможно было достать. И я бесконечно благодарен Кондратьеву, что он по-дружески опекал меня, делился нотами, знанием устава и особенностей богослужения.

Сейчас я без улыбки не могу вспомнить, какое недоумение и беспомощность вызвал у меня вид партитуры гласовых распевов, не имеющих обозначения размера и тактовых черт. Когда подобные места встречались в классических партитурах (скажем, в «Libera me» из Реквиема Верди), нас учили (как я теперь понимаю – совершенно неправильно) разбивать неметрированную псалмодию на условные такты с несимметричным размером. Получалось неуклюже и механично. А тут мне открылся совсем другой подход: живой, гибкий, естественный, сохранённый для нас многовековой традицией церковного пения. И таких открытий было очень и очень много. Могу даже сказать, что когда я пошёл учиться в Московскую семинарию, то сложные задачи по уставному богослужению, которые зачастую на Литургике ставили в тупик многих сокурсников, не составляли для меня особого труда, т.к. благодаря В.А.Кондратьеву, я изучил большинство из них на практике клиросного пения.

И.: - А как удавалось сочетать клиросное пение с обучением в аспирантуре?

Прот. В.:- Очень просто. Ведь в аспирантуре нет напряжённого графика занятий. Надо только сдать кандидатский минимум (в наше время это были экзамены по специальности, иностранному языку и марксистско-ленинской философии) и написать кандидатскую диссертацию. Так что свободного времени, которое отдавалось церковному пению, было вполне достаточно.

И.: - И какая же тема была у Вашей диссертации?

Прот. В.:- «Интерпретация хоровых произведений композиторов Нидерландской школы XV-XVIвв.»

И.: - И как прошла защита?

Прот. В.:- К сожалению, до этого дело не дошло.

И.: - Как же так?

Прот. В.:- Я опять подвёл своего дорогого учителя. Напомню, что мой научный руководитель Б.И.Куликов был в то время ректором Московской консерватории, а я был у него тогда единственным аспирантом. И диссертация была уже не только написана, но и отпечатана в пяти экземплярах (тогда это делалось на машинке). И проблем с защитой вроде бы не предвиделось: попробуй в те времена кто-нибудь из научного совета пойти против ректора! Да и тема-то была, действительно, интересная.

И.: - И что же помешало?

Прот. В.:- как раз в то время – накануне защиты – мне представилась редкая возможность стать регентом правого хора в Антиохийском подворье, и я, конечно, не мог упустить такой возможности, о которой мечтал все последние годы.

Но, повторяю, нот в то время неоткуда было достать. И мне в первый год пришлось переписывать множество партитур и хоровых партий. И вот тогда-то у меня совершенно не осталось времени на бюрократическую волокиту с оформлением предзащитной документации. Да, честно говоря, меня это тогда совершенно не волновало: я выбрал путь регентской деятельности, в которой научная степень кандидата искусствоведения ничего не прибавляла и не убавляла. В то время церковная и государственная сферы были настолько резко разделены, что я представить не мог, что эта степень мне смогла бы впоследствии хоть как-то пригодиться.

Конечно, я признался своему учителю, что стабильной научной карьере предпочёл ненадёжную стезю церковного регента. Конечно, я огорчил его этим признанием, но, к своему великому удивлению, вместо ожидаемого гнева и негодования нашёл понимание. Впоследствии Борис Иванович постоянно интересовался моими клиросными делами, а уже в последние годы несколько раз посещал наш Свято-Тихоновский храм в Люблино, молился за богослужением и за душевной беседой помогал мне ценными советами (а так же и нотами) в организации певческой гимназии.

И.: - А когда Вы впервые задумались о своём пастырском призвании, что повлияло на Ваше решение?

Прот. В.:- Откровенно скажу, что даже и мысли стать священником у меня не возникало. Пределом моих мечтаний было стать регентом. И когда эта мечта сбылась – счастью моему не было границ. Ещё, признаюсь, была такая честолюбивая мысль – стать когда-нибудь со временем регентом патриаршего хора. Но я понимал, что в реальности это вряд ли осуществимо.

А о священстве я и помыслить не мог! Я ведь довольно поздно пришёл к вере и, не имея систематического духовного образования, не мог надеяться на рукоположение.

И.: - А поступить в семинарию не было желания?

Прот. В.:- Желание-то возникало, но не было возможности! У меня к тому времени было уже четверо детей. Кто бы их кормил, если бы я на четыре года опять сел на студенческую скамью?

И.: - А заочно нельзя было учиться?

Прот. В.:- Тогда, как и теперь, заочно могли учиться лишь посвящённые в сан диакона или иерея.

Впоследствии, уже после рукоположения, я воспользовался этой возможностью.

И.: - Ну а как же Вы всё-таки стали священником?

Прот. В.:- По милости Божией! Всё случилось естественно, как бы само собой. Признаюсь, я не стремился к сану, как я стремился, скажем, к регентской деятельности, но и не стал уклоняться от него, когда такая возможность открылась.

И.: - Как же это произошло?

Прот. В.:- В то время, как я был регентом (после антиохийского подворья уже в храме святителя Николая «в Кузнецах»), я проживал в научном городке Протвино на краю Московской области.

В первые годы перестройки мы с немногими единомышленниками создали там православную общину, а я был избран председателем приходского совета.

До празднования 1000-летия Крещения Руси всё это было сопряжено с неимоверными трудностями и непониманием и даже преткновением со стороны властей. После празднования этого славного юбилея дело пошло на лад. Так что в 1988-89 годах нам удалось построить в этом городе передовой социалистической науки небольшой православный храм в честь Покрова пресвятой Богородицы.

Это было время, когда неожиданно разрешили восстанавливать разрушенные и строить новые храмы. И священников стало катастрофически не хватать.

Народ с воодушевлением жаждал богослужения в ещё неотреставрированных, неоштукатуренных, неотапливаемых храмах, открывавшихся по всей стране, а где было для всех них набраться священников, если на всю страну – на весь огромный Советский Союз – было всего две духовных академии и три семинарии? И вот - по необходимости - стали рукополагать в священники без специального богословского образования. Для кандидатов в священство было достаточно практического знания богослужения (в качестве пономаря, чтеца, певца или регента), свободного пользования церковно-славянским языком и – хотя бы светского – высшего образования. Ну и конечно же – рекомендации духовника о безукоризненном православном образе жизни.

Вот и мы, когда явились просить себе батюшку на приход, получили от архиерея благословение избрать из среды своих прихожан наиболее достойного кандидата, который будет рассмотрен священноначалием и - при положительном решении - рукоположен к нам на приход.

Так получилось, что в нашей небольшой общине других кандидатов в священство просто не нашлось: одни не имели необходимых (хотя бы элементарных) знаний о богослужении, другие не хотели расстаться с любимой и стабильной работой.

И тогда обратились ко мне с просьбой, чтобы я ради блага общины пожертвовал своим любимым регентским делом и стал бы готовиться к рукоположению. Долго уговаривать меня не пришлось. Духовник мой дал своё благословение. Старец, к которому он меня направил, также поддержал это доброе намерение. И через какое-то время состоялась моя – сначала диаконская – а потом и иерейская хиротония.

Впрочем, не все были рады этой радикальной перемене в моей жизни.

Один из певчих моего хора высказал своё мнение (которое мне тогда показалось несколько обидным), что наша церковь лишилась выдающегося регента и приобрела посредственного священника.

И.: - Вы помните, когда служили свою первую литургию? Ваши впечатления?

Прот. В.:- Это было на следующий день после иерейской хиротонии (совершившейся в Рождество Иоанна Предтечи) 8 июля 1990 года в Ильинском храме – тогда единственном в Серпухове. Помню только, что я находился как бы в некой прострации: мне не верилось, что это я совершаю великое Таинство Евхаристии, что я служу Божественную Литургию. О прочих впечатлениях удобнее будет умолчать: не всё можно выразить словами, и не всё может быть воспринято теми, кто этого не пережил.

И.: - С Божьей помощью и путём огромных усилий у нас в Люблино построен прекрасный храм. А с чего Вы начинали?

Прот. В.:- Практически с нуля! Когда я получил указ Святейшего Патриарха о назначении настоятелем строящегося в Люблино храма, то на этом месте одиноко возвышался только крест, обозначавший место будущего строительства. Он и до сих пор стоит перед трапезной.

В Москве я был человек новый. До последнего назначения мне довелось в течение 9 лет служить в глухой деревне Старые Кузьмёнки. Поэтому у меня в Москве не было ни знакомств со спонсорами и предпринимателями, ни даже духовных чад, которые имели бы подобные знакомства. Правда, был эскизный проект, никем не утверждённый и с кем не согласованный. И ещё была поддержка районных властей, позволивших строить храм без полноценной строительной документации. А самое главное - было благословение Святейшего Патриарха, который своей первосвятительской рукой заложил камень в основании будущего престола Свято-Тихоновского храма. Вот дело и пошло. По-тихоньку, по-легоньку кто-то «бэушные» фундаментные блоки пожертвовал, кто-то кирпич на цоколь, кто-то плиты перекрытия, кто-то выделил транспорт для перевозки стройматериалов, кто-то – кран и другую технику. Так общими усилиями в первый летний сезон 1999 года был возведен цоколь. В праздник Знамения Пресвятой Богородицы (в престольный праздник храма, где я воцерковился и начал петь на клиросе) 10 декабря 1999 года в цоколе храма было совершено первое богослужение, а 1 января 2000 года – первая божественная литургия, которая с тех пор ежедневно совершается в нашем храме.

В течение следующего сезона были возведены стены из деревянного бруса, водружены главы с крестами, а в вербное воскресение 2002 года мы впервые совершили литургию в верхнем храме. Нижний же остался в виде крестильного храма. Для него был изготовлен мраморный баптистерий для крещения взрослых полным погружением. Впоследствии в 2005 году деревянный храм был облицован снаружи фасадной плиткой под «белый камень» и приобрел нынешний вид.

И.: - Нет нужды говорить как важно появление православной певческой гимназии. Расскажите как это происходило?

Прот. В.:- Совершенно естественно и понятно желание оградить детей хотя бы нашего прихода от развращающего духа века сего, насаждаемого в современных школах. Ни для кого не является секретом небывалый рост детской преступности, всё большее распространение наркомании в школах, всё меньшее сохранение девственности у старшеклассниц, а уж о курении и матерщине в стенах школы и за её пределами можно уже не говорить. И ситуация с каждым годом только ухудшается потому что нет опоры на духовность ипроисходящую от неё нравственность. Вот такую опору мы и хотим дать нашим детям. Дать возможность учиться и духовно возрастать при храме, в православном окружении, получая качественные знания от православных педагогов, живя не по законам волчьей стаи, но по традициям православной семьи: в любви и послушании.

И.: - Но почему наша гимназия называется певческой?

Прот. В.:- Дело в том, что вероучительные истины лучше всего усваиваются через богослужение. Больше того – через активное участие в богослужениях. Человек, поющий на клиросе, не будет томиться продолжительностью богослужения. Он знает чинопоследование, он понимает его смысл. Для него время богослужения пролетает мгновенно. Вот мы и хотим придти к тому, чтобы наши дети не только эпизодически участвовали в богослужении в качестве чтецов и алтарников, но и составили особый праздничный хор. Для этого и в круг преподаваемых предметов, кроме общеобразовательных дисциплин, мы вводим музыкальный цикл (занятие на инструменте и сольфеджио), а главное – духовный цикл (церковное пение, Закон Божий, церковно-славянский язык и т.д.). Таким образом, дети смогут не только участвовать в богослужебном пении, но и получить начатки профессионального образования, приобрести навыки и знания певчих, а впоследствии и регентов. В перспективе же мечтается создание хора из мальчиков и мужчин. Такой состав был обычен для православных хоров в течение многих столетий до конца XIX века. Лишь потом с легкойруки Архангельского начали вместо мальчиков вводить женские голоса, что конечно же изменило звучание церковных песнопений, придав им несвойственную прежде страстность и плотскость. Мы сейчас уже представить себе не можем, как небесно звучали раньше знакомые нам песнопения, когда архиерейские и приходские хоры состояли из мальчиков и мужчин. Вот такой состав хотелось бы мне возродить в нашем приходе. Пусть пока что мальчиков у нас маловато. На первое время сгодятся и девочки. Все равно – звучание детских голосов в сочетании с мужскими – создаст неповторимый звуковой колорит, соединяющий мощь и силу с прозрачностью и ангельской чистотой.

И.: - В нашем приходе стараются уделять много внимания просвещению и обучению прихожан православной истории и культуре, разучиваются духовные песнопения, устраиваются паломнические поездки, не отстают и от общественной жизни города. Что, по вашему мнению, можно ещё сделать, чтобы привлечь народ, молодежь, сделать жизнь прихожан интересной?

Прот. В.:- Интересной – не то слово! Совсем не то! Храм, приход – это не клуб интересных встреч. Это не развлекательный комплекс, завлекающий народ различными представлениями. Приход – это духовная семья. А семья объединяется любовью. А любовь выражается в заботе друг о друге, в несении определённых семейных обязанностей. Интересно ли мыть полы, вытряхивать коврики, стирать и готовить пищу? Интересно ли вставать ночью к плачущему малышу, менять ему грязные пеленки, интересно ли заставлять детей убираться, выносить мусор, ходить в магазин? А если этого не делать, то вырастает капризный избалованный эгоист, не способный ни к труду, ни к творческим усилиям. Так и на приходе. Вряд ли он станет духовной семьёй, если люди, приходящие в храм, настроены на то, что их будут здесь ублажать – где красивым пением, где – интересной проповедью, где – увлекательными паломническими поездками, где – различными кружками и секциями. Они должны ощущать себя не потребителями, а участниками общего дела (кстати, «литургия» так и переводится с греческого – «общее дело»). И больше всего сближает людей именно труд во славу Божью, труд по благоустройству прихода, по украшению храма к праздникам, ещё больше – участие в строительстве и реставрации храма, в помощи многодетным, немощным и престарелым. В совместном, бескорыстном труде прихожане сближаются, лучше узнают друг друга. Они уже не будут лишь вежливо кивать, приветствуя знакомое лицо, не зная при этом его имени. Они будут горячо принимать к сердцу проблемы друг друга и всеми силами стараться разрешить их,исполняя завет апостола: «Друг друга тяготы носите и тако исполните закон Христов». И вот в этом направлении перед нами огромное поле деятельности. Кроме большой работы в самом храме (уборка, мытье полов, чистка подсвечников) и в гимназии, кроме чистки дорожек (осенью – от листьев, зимой – от снега), ухода за клумбами и газонами, нужно много добровольных помощников священника в посещении больниц (психиатрической и дорожной им. Семашко), дома престарелых. Там огромное количество больных и престарелых, нуждающихся в нашей помощи и ожидающих её. А из всей массы наших прихожан только 4-5 человек регулярно посещают с батюшками больницы, а дом престарелых – и того меньше! Это ли не позор? Стыд и срам! К счастью, у нас есть люди, в том числе и среди молодёжи, которые охотно жертвуют своим свободным временем, чтобы в выходные дни потрудиться при храме. Вот они и составляют костяк прихода, несут на своих плечах заботы по его благоустройству. И для них храм становится роднее родного дома. Именно они создают в храме ту уютную семейную атмосферу, которую ощущают впервые приходящие в наш храм и которую так ценят наши прихожане.

Что же касается конкретных планов, то есть желание создать на базе нашего прихода хор духовенства нашего Петро-павловского благочиния, входящего в юго-восточный округ. Уже получено благословение высокопреосвященнейшего Арсения, архиепископа Истринского, викария Святейшего Патриарха Алексия II на создание такого хора, состоящего из священников и диаконов, многие из которых с радостью пели до рукоположения в годы учения в семинарии и академии в церковном хоре, а теперь лишены такой возможности в силу загруженности приходской, служебной и социальной деятельностью.

И.: - А где можно будет услышать этот хор, если его участники служат по разным храмам?

Прот. В.:- Пока это ещё только планы. Первые спевки состоялись у нас в Свято-Тихоновском храме в конце октября и радостно, что уже несколько батюшек и диаконов охотно откликнулись на моё приглашение. А если говорить о будущем, то, действительно, состоя из клириков разных храмов, хор будет не в состоянии регулярно участвовать в богослужении. Наша задача – создать хор из духовенства, который, в отличие от наёмных певчих, глубоко проникает в сущность церковных песнопений и сосредоточен во время пения на молитве. Если это удастся, то такой хор могли бы приглашать на различные церковные торжества. Кроме того, хор духовенства мог бы вести огромную культурно-просветительскую деятельность, знакомя слушателей с церковно-певческим искусством на различных концертах и фестивалях, проходящих в нашей столице и ,прежде всего, в Люблино и Юго-Восточном округе.

И.: - Каков предполагаемый репертуар? Ограничивается ли он духовными песнопениями?

Прот. В.:- Кроме духовных песнопений, мы предполагаем включить в репертуар народные и патриотические песни и, конечно же, лучшие произведения отечественной и мировой хоровой классики.

И.: - Такой коллектив, безусловно, вызовет большой интерес и у наших прихожан, и у других столичных жителей.

Прот. В.:- Нам и самим хочется реализовать свой творческий потенциал. Кроме того, ведь это прекрасная возможность неформального общения духовенства разных приходов, позволяющая преодолеть приходскую разобщенность через участие в увлекательном и полезном деле.

И.: - Значит впереди опять много работы! А что вы можете сказать о строительстве большого каменного храма, в котором мы так нуждаемся? Какую посильную помощь может принести каждый из нас?

Прот. В.:- Строительство большого каменного храма требует огромных средств, которые невозможно накопить ни исполнением церковных треб, ни доходами от пожертвований за свечи, крестики, иконы и книги. Только за один проект необходимо выложить порядка 60-70 тысяч долларов! А потом его нужно ещё утвердить, согласовать во многих инстанциях и за всё опять-таки нужно платить. А потом - расходы на стройматериалы, транспорт, оплату труда рабочих: это миллионы и миллионы рублей. А где их взять? Надежда на благотворителей и спонсоров весьма слаба. Они ещё могут откликнуться на восстановление памятника истории или архитектуры. А наш «новодел» никому не интересен, кроме нас самих.

И.: - И что же получается от нас совсем ничего не зависит?

Прот. В.:- Зависит и очень многое. Прежде всего, мы должны молиться: «Аще не Господь созиждет храм, всуе трудятся строители». Кроме того, нужно досаждать властям нашими проблемами. «Дитя не плачет – мать не разумеет». От властей зависит привлечение солидного капитала и мощных организаций к строительству храма. Там, где власти заинтересованы, храмы возводятся очень быстро. Выбирая депутатов в местные органы и в высшие эшелоны власти, мы должны постоянно ставить вопрос об их отношении к православной вере, к созданию храмов, к введению в школах «Основ православной культуры».

И.: - Но они могут возразить, что церковь отделена от государства и её проблемы их не касаются.

Прот. В.:- Церковь отделена от государства, но верующие-то нет! И если главная функция государства – заботиться о своем населении, об удовлетворении его насущных потребностей, то население России, в большинстве своем православное, не только имеет право, но и обязано выбирать в органы власти людей, разделяющих веру большинства народа, а не тех, кто её разрушает и глумится над ней. Никто не запрещает нам задавать вопросы кандидатам об их отношении к православной вере и, в зависимости от ответа на эти вопросы, подавать свои голоса «за» или «против» этого кандидата. Нужна активная православная позиция каждого из наших прихожан, каждого православного. А пока что активны только противники православия: различные «правозащитники» и «демократы», стремящиеся угодить своим заокеанским хозяевам. Правда, и средства массовой информации и средства психологического давления в их руках. В их руках и пиарные технологии и деньги для их безотказного действия, а на нашей стороне – вера и Бог, который постыжаем не бывает. Но «Бог-то Бог, да сам не будь плох» - говорит мудрая русская пословица. Мы не должны стыдиться своей веры, стыдиться Христа. Открыто заявлять всегда и везде: «да, мы православные, мы русские и не собираемся оправдываться или стыдиться этого» - это наш долг! Но конечно и житие наше должно соответствовать наименованию нас православными христианами. Мы не должны порочить славное имя Христа своими недостойными делами. В этом наша миссия в мире: свидетельствовать высоту христианского вероучения и самим стремиться достичь этой высоты!

И.: - Спаси вас Господь!

21.11.2007